звучало так, будто я срываюсь на неё за её вынужденное бездействие.
«Отвлекаюсь. Мне было очень плохо там. Я хотела остаться, чтобы как-то помочь, но почувствовала, что ускользаю куда-то, растворяюсь среди тех домов и…»
Ничего. Я понимаю.
«Но если ты тут… Значит, всё позади? Ты справился!»
Она подплыла ближе и заключила меня в объятия. Несмотря на иллюзорность касания, я ощутил его в полной мере — тепло её рук, её дыхания, её поддержки.
Мой ментальный образ представлял собой сгусток тумана условно-человеческой формы. В отличие от Нейфилы, я не менял его, полагая, что толку от этого не будет — всё равно видеть меня тут могла только она.
Быть может, это решение стоило пересмотреть.
Мимолётного напряжения воли хватило, чтобы на месте тумана оказался Каттай в его улучшенной мной версии.
Нейфила вздрогнула и отстранилась. Она поглядела вниз и покраснела.
«Я всё понимаю, но одежда…»
Что с ней?
«Её нет».
Предельно серьёзно я осмотрел себя и кивнул.
Похоже на то. Мы не в равных условиях. С этим нужно что-то сделать.
«Одеться?»
Или раздеться.
Брови Нейфилы поползли вверх. Она недоверчиво склонила голову набок.
«Ты хочешь, чтобы я?..»
Махнув рукой, чтобы остановить её, я облачился в рубашку и длинные штаны.
Шутка.
«Вот оно как…»
Нейфила нахмурилась. Нарочито медленно обвела взором себя, после чего скрестила руки на груди.
«То есть не хочешь? Со мной что-то не так?»
Такого вопроса я не ожидал и потому слегка растерялся. Женская логика была лабиринтом похлеще третьего слоя. Чем влезать в него и играть по правилам девушки, проще было проигнорировать его — или пойти до конца, но в этом я смысла не видел.
Мы же были ментальными проекциями. К тому же вряд ли она действительно испытывала желание переспать со мной здесь и сейчас, а я не был отчаявшимся до женской ласки неудачником, чтобы принуждать её.
Должно быть, Нейфила что-то прочла на моём лице (вот и всплыл первый недостаток новой формы), потому что она хитро прищурилась.
«Шутка».
Один — один.
Я поделился с Нейфилой итогами боя с патриархом, а также размышлениями, связанными с образами, которые он показал мне. Она задумалась, покусывая нижнюю губу, — жест, который я нашёл чертовски милым.
«Семь, семь, семь… Честно говоря, ничего не приходит в голову. Старуха постоянно упоминала Зал Семи Мудрецов как образец чистоты, но что это за место я не знаю. Ближе всего к этому числу пять Великих Домов. Шестым был бы Дом Падших, но его разгромили другие вместе с Орденом Алого Пламени, уничтожив алтарь».
Ты как-то говорила про это… А Орден — это и есть алоплащники?
«Да. По сути, они прямые противоположности. Падшие поклоняются Бездне, черпая из неё силы для магических ритуалов, в то время как алоплащники верят в Великое Пламя, божество, которое, согласно их преданиям, выжжет всю скверну мира».
Если алтари спасают от Морфопатии, почему их не используют для лечения?
«Во-первых, таким образом нельзя спасти уже заражённого. Можно лишь предотвратить болезнь. Во-вторых, после принесения клятвы на алтаре Великого Дома человек приобретает дар. Конечно, Дома не хотят делиться своим могуществом».
Но Морфопатия тоже дарует заболевшим силы.
«Изредка. И заодно обрекает на смерть. Кто-то умирает за считанные дни, кто-то держится годами, но итог один. Более того, почти все дары болезни слабы, хоть и разнообразны. Каждый алтарь даёт строго определённую способность, но все алтари даруют что-то полезное. Например, алтарь моего бывшего Дома даёт власть над кровью».
Если алтарь Дома Падших уничтожен, как они обретают свои силы?
Нейфила пожала плечами.
«Никто не знает наверняка. Наверное, не обретают. Но магия существовала на Хазме ещё до того, как Бездна расколола его. В древних хрониках упоминается, что, когда разразилась катастрофа, она отравила магические потоки. Почти все волшебники погибли, а те, что спаслись, сошли с ума. Из них и собрался костяк Дома Падших. То есть тогда они ещё не были падшими… Но уже погрязли в безумии. В общем, высшие чины Дома Падших практикуют магию, запятнанную порчей Бездны. А лишённых таланта фанатиков они используют в качестве подручного материала или слуг».
Я глубокомысленно кивнул. То, что вытворяли Нарцкулла, Бонвьин и Верье, ничем иным как магией назвать было нельзя. Их умения простирались далеко за пределы скромных даров вроде Телекинеза и Всевидящего Ока.
Хазм — это?..
Нейфила озадаченно моргнула.
«Имя мира. Разве ты не знал?»
Не забивал голову лишними деталями. А алтари тоже появились вместе с Бездной?
«Спорно. Подлинников книг про то, что было до катастрофы, практически не сохранилось. В копиях утверждается, что алтари принадлежали правителям государств, рухнувших после возникновения Бездны. Так Великие Дома доказывают, что именно они достойны править. Но алоплащники утверждают, что алтари подняли из глубин Бездны и их нужно уничтожить, потому как они могут быть опасны для человечества. За пределами их земель эти россказни не принимают всерьёз. Они просто хотят больше власти для себя».
Я вспомнил стычку с солдатами в аванпосте. Тогда я посчитал их магами, но владение огненной стихией могло объясняться и клятвой у алтаря.
Если Орден проклинает артефакты из Бездны, почему бы ему не начать с разрушения своего алтаря?
«Что ты имеешь в виду? У них нет алтарей, как у Великих Домов. Силы им даёт их божество. Орден владеет двумя крупными городами, и в каждом стоит освящённая статуя. Согласно учению алоплащников, на церемонии посвящения через неё с адептами якобы разговаривает Великое Пламя, оно же и отмечает достойных».
Правда?
«Меня на таинство не приглашали. Но на празднествах Великое Пламя порой появляется в небесах над городами Ордена».
Я хмыкнул.
Жаль.
Интуиция подсказывала, что с сектантами всё было не так просто; но даже если они дурили свою паству, то алтарей получалось больше семи. Пять у Великих Домов, один разрушен, два у Ордена… И почему орденские алтари выдавали одинаковое благословение, тогда как другие были уникальными?
Вопросы подошли к концу. Я попрощался с Нейфилой и вскоре заснул. Яркие впечатления и новые сведения требовалось переварить.
Проснулся я с первыми лучами солнца. Они подняли меня не хуже будильника, назойливо забираясь под веки. От них не спасли ни кроны деревьев, ни шляпка гриба, ни кустарниковые заросли. С тихим стоном я уселся на камне, на котором спал, и потянулся. Ломило кости — всё-таки